Традиция великого певца. Как прошел «Шаляпин-гала» в Мариинском театре?
«Шаляпин-гала» в Концертном зале Мариинского театра собрал три поколения басов, которые показали, как крепка традиция великого певца.
ФОТО Википедии / A.Savin / CC BY-SA 3.0
Этим вечером Мариинский театр начал праздновать 150‑летие со дня рождения Федора Шаляпина. Концерт прошел без вступительных речей, без какой‑либо сопроводительной выставки — в деловом ключе, к чему публика здесь привыкла. И эта будничность события словно призывала понять, что не оскудевает земля русская басами, готовыми встать в оперный строй, как тридцать три богатыря в пушкинской «Сказке о царе Салтане».
Первое отделение открыл 28‑летний Глеб Перязев, на днях получивший вторую премию на первом конкурсе Хиблы Герзмавы в Москве. Он выбрал арию Руслана «О, поле, поле» из «Руслана и Людмилы» Глинки. Шаляпин пел Руслана, но лишь на самой заре оперной карьеры, и эта партия не стала его коронной. В отличие от нее в Золотой фонд шаляпинских записей вошла партия Ивана Сусанина из «Жизни за царя», которая в концерте не прозвучала.
Глеб Перязев в сопровождении оркестра Мариинского театра под управлением Кристиана Кнаппа поддержал деловой настрой концерта, с первой до последней ноты покорил педантичной отточенностью каждой ноты, отшлифованностью и выстроенностью фразы. Таким современным, хорошо подкованным, знающим этикет воином-дипломатом и европейцем увиделся и услышался ему сказочный герой Руслан из поэмы Пушкина и оперы Глинки. Но ведь и Михаил Иванович Глинка сочинял свой эпический шедевр, ориентируясь на европейскую оперную моду. Партию Руслана в исполнении Глеба можно услышать и в полноценном спектакле на Исторической сцене Мариинского театра.
30‑летний Мирослав Молчанов предложил выходную арию Мельника из «Русалки» Даргомыжского — партии, в которой драматический талант Шаляпина реализовался в полную мощь. Высокий Мирослав покорил вышколенностью, корректностью и чувством стиля музыки, исполняемой не так часто, как хотелось бы. Павел Шмулевич познакомил слушателей с раритетом — арией Неизвестного из оперы «Аскольдова могила» Верстовского. Минорная баллада о том, как «воевали наши деды и отцы при Аскольде», дала эффектную историческую краску.
Первым, кто намекнул на масштаб вокально-драматического дарования Шаляпина, стал Олег Сычев в песне Варлаама из «Бориса Годунова» Мусоргского. Шаляпина слушали все участники, сомнений нет, благо записей сохранено немало. Но далеко не все живут по его заветам, да и невозможно это: Шаляпины рождаются раз в тысячелетие. Для Федора Ивановича в его искусстве важнее было некое «чуть‑чуть». В разговорах со своим другом художником Константином Коровиным он говорил: «Если это «чуть‑чуть» не сделать, то нет искусства. Выходит около. Машина какая‑то. Вот многие артисты поют верно, стараются, на дирижера смотрят, считают такты — и скука!». Если судить по шаляпинской шкале, то нужно судить о масштабах исполнительской свободы. Олег Сычев первым подскочил вверх по этой шкале, вдобавок ко всему у него и голос, зычный и гулкий, оказался немного схожим тембрально и по объему с голосом великого русского баса. Сычеву же доверили и размашистую песню Еремки из «Вражьей силы» Серова, абсолютную редкость на концертной сцене, напомнившую об интересе Шаляпина к народным песням.
Михаил Кит, представитель старой гвардии Мариинского театра, благородно, с чувством, толком, расстановкой выступил с арией князя Гремина из «Евгения Онегина» Чайковского. Любимцу петербургской публики Михаилу Петренко, преуспевшему в вагнеровском репертуаре, достались два шаляпинских хита — ария Кончака из «Князя Игоря» Бородина и куплеты Мефистофеля из «Фауста» Гуно. Было ясно, что певцу тесно в путах концертного костюма, каждым своим жестом и интонацией он рвался на сцену спектакля.
Духовной кульминацией концерта стала ария князя Юрия из «Сказания о невидимом граде Китеже» Римского-Корсакова «О, слава, богатство суетное», которую исполнил Юрий Воробьев. И певец и оркестр создавали ощущение другого измерения, открывшегося духовным очам князя. Диапазон своих артистических возможностей Воробьев продемонстрировал в контрастной арии дона Базилио о клевете из «Севильского цирюльника».
Очень старательно исполнил стансы Нилаканты из «Лакме» Делиба Яков Стрижак, очень проникновенно — Эдем Умеров каватину Алеко из одноименной оперы Рахманинова. Развернутую арию короля Филиппа из «Дона Карлоса» Верди о том, как тяжело быть нелюбимым, исполнил Владимир Ванеев.
Лазутчиком из лагеря баритонов, удачно вписавшимся в галерею басовых портретов, стал Владислав Сулимский в ариях князя Игоря из одноименной оперы Бородина и ариозо Демона из оперы Рубинштейна. Этот певец всякий раз поражает безграничностью эмоционально-артистических решений и психологизмом исполнений, что дает основание считать его наследником шаляпинских традиций.
Концерт осветил лишь небольшую часть наследия Федора Шаляпина. В программе не было номеров ни из «Бориса Годунова» Мусоргского, ни из «Дона Кихота» Массне — партий, которые сделали Шаляпина Шаляпиным. Многие из пришедших на «Шаляпин-гала» могли удивиться отсутствию главного баса мира — Ильдара Абдразакова. Но этот певец как раз накануне блистал в операх «Аттила» и «Сицилийская вечерня» Верди в Мариинском-2.
Финальным номером — легендарной песней «Эй, ухнем» — все участники «Шаляпин-гала» дали понять, что ухнуть здесь в память о Федоре Ивановиче действительно собираются не на шутку.
