«Нужно было как-то выживать в этом театре абсурда», — осуждённый по статье «фейки об армии» Иоанн Курмояров теперь во Франции

Фото: mr-7.ru

Отбывший срок за «фейки об армии» священник РПЦЗ Иоанн Курмояров поселился во Франции. У него ещё не закончилось наложенное судом ограничение на администрирование сайтов, но отец Иоанн сейчас чувствует себя в безопасности. В интервью MR7 священник рассказал о своём деле и приговоре, времени в колонии и на свободе.

Иоанн Курмояров родился в 1968 году в Пермском крае. В 1983 году с родителями переехал в украинскую Винницу, там же окончил школу. В 1992 году стал выпускником Волгоградского университета (специальность «архитектура») и вернулся на Украину. В 1999 году принял православие. В 2013 году Черновицкий православный богословский институт присвоил Курмоярову статус кандидата богословских наук. 17 декабря 2011 года пострижен в монахи под именем Иоанн. Службу батюшка вёл в Немировском районе Винницкой области Украины. Активно выступал против захватов православных храмов украинскими националистами, много публиковался в различных интернет изданиях миссионерского характера.

В 2018 году Служба безопасности Украины и МВД пытались привлечь иеромонаха за публикацию в соцсети поста с георгиевской ленточкой. Дело было закрыто за истечением срока давности, но Тульчинская епархия исключила Курмоярова из списка священнослужителей.

После этого отец Иоанн переехал в Россию и где его приняли на должность доцента в Новосибирской семинарии. Иеромонах вел активную деятельность в социальных сетях, много публиковался.

Иоанн Курмояров высказывал возмущение по поводу строительства главного храма вооружённых сил РФ в Кубинке. Итогом стало его увольнение из семинарии. В 2021 году священник переехал в Петербург. 26 декабря 2021 года Иоанн Курмояров был принят в Русскую Православную Церковь за рубежом (РПЦЗ) в сане иеромонаха, ему было разрешено совершать священнодействия, он готовился к открытию собственного прихода. 1 апреля 2022-го был лишён сана в РПЦ.

Поводом для уголовного дела стали публикации отца Иоанна в ВК и на YouTube, сделанные в феврале — мае 2022-го, в которых он критиковал боевые действия в зоне СВО. Обвинение было предъявлено по пунктам «г» («из корыстных побуждений») и «д» («по мотивам политической, идеологической, расовой, национальной или религиозной ненависти или вражды либо по мотивам ненависти или вражды в отношении какой-либо социальной группы») части 2 статьи 207.3 УК РФ. Священнику грозило до десяти лет лишения свободы. Однако суд 31 августа 2023 года ограничился тремя годами колонии общего режима с запретом администрации сайтов на два года.

— MR7 следил за вашим делом с момента вашего ареста в июне 2022-го до приговора, и потом до вашего освобождения из колонии. А затем вы пропали для журналистов. Что происходило с того времени?

— Да, у меня же ещё был запрет по решению на два года публиковать что-либо. Поэтому пока я оставался в России, сидел тихо, молчал. Потом был в Молдавии, в Грузии, тоже не хотел светиться. 11 марта я прилетел во Францию и теперь считаю, что могу говорить.

— Вы сейчас чувствуете себя в безопасности?

— Наверное, да. В любом случае я намерен продолжить делиться своими мыслями. Заведу снова YouTube-канал. К старому у меня нет доступа совсем после того, как у меня забрали всю технику при обыске и так и не вернули. Но «органы» довольно мстительные, могут мне свинью подложить, гадость сделать. Надо и на это поправку делать. Но пока, конечно, чувствую себя абсолютно безопасно. Живу в монастыре недалеко от Парижа. В ближайшее время собираюсь подать документы, чтобы получить статус беженца.

— Расскажите, как вы уехали из России?

— Вышел из колонии 1 августа .

И уже тогда знал, что буду уезжать из страны. Точнее — я это решил в день ареста.

В СИЗО я всем рассказывал, что после освобождения поеду в Волгоград заниматься виноградарством и там же буду служить, что в Петербурге оставаться не хочу. Я так говорил, чтобы не раскрывать свой истинный план, потому что в СИЗО могут оказаться «подсадные», выведывающие, что я думаю, что планирую. Так мог и второй срок себе заработать.

Я вышел и сразу занялся подготовкой отъезда. Нужно было собрать деньги. Продал свой синтезатор. В суд сходил, перефотографировал всё своё дело. Поработал в архивах, мне нужно было для моих исследований. В общем, около 2,5 месяцев я ещё оставался в Петербурге. Потом уехал в Молдавию. Хотел оттуда взять транзитный рейс через Европу на Кубу и остаться в европейской стране. Но потом передумал, так как неожиданно появился другой вариант въезда в ЕС. Зато встретился там с семьёй. Мои родители живут на Украине. Я туда не могу въехать. Зато они смогли навестить меня. В Молдавии я успел немного послужить в приходе РПЦЗ. Но там я могу оставаться всего 90 дней и потом улетел в Грузию. Уже там сделал французскую визу. Так и оказался во Франции.

— Как вы оцениваете всё, что с вами случилось — арест, суд, приговор?

— Как оценивал, так и оцениваю: беспредел, театр абсурда. Я же, например, не ожидал, что меня сразу под арест за слова. Я думал, меня вызовут, поговорят, предупредят. И если так — я бы удалил все ролики, штраф заплатил бы, а потом бы уехал, и уже за границей продолжил бы свою деятельность. Я понимал, что риск существует, что может быть и арест, но всё же, надеялся, что до этого не дойдёт. У меня, конечно, долгая история споров с военными, с РПЦ. Может, поэтому за меня так круто взялись?

— Как для вас началось это дело?

— Началось около шести утра. Я тогда работал на двух работах. Сутки через трое — менеджером в охранной фирме. А ещё подрабатывал садовником у одного человека. И в тот день — 7 июня — мне как раз утром надо было к нему ехать. Хотел встать в 6:30 и вдруг в 6 утра стук в дверь. Сразу открывать не стал, думал соседи, без меня разберутся. Но стук был настойчивый, подумал может у них что-то серьезное? Встаю, открываю, у мне сразу корочку в лицо — бабах. Я мгновенно понял, что происходит. В коридоре — толпа: оперативники, следователь, один из них — детина в чёрной футболке с «Z» — дверь заблокировал — ни выйти. Предлагал им там и побеседовать, но они буквально вломились в комнату.

Я отошёл в самый конец комнаты, сел на кресло и началась у нас с ними беседа жёсткая. Я им говорю: «Что вы тут делаете? Выходите, я вас не приглашал к себе». Они мне пригрозили ещё и нарядом полиции и наручниками. Потом говорят: «Можно следователю сесть?» «Нельзя сесть, я его не приглашал», — отвечаю. Я ещё сижу и думаю, а если сейчас заберут, а я ведь не одет толком, не умылся, хорошо хоть, что по монашеской традиции в одежде сплю, а не в одних трусах к ним вышел.

Потом обыск начался, затем в следственный комитет меня повезли. Я надел подрясник, рясу, крест. Они говорят: «Зачем вам это надо?» А я объяснял, что хочу до них донести, что я священник, что у меня мотивация сугубо религиозная, а не политическая. 

В СК допрос был почти до полуночи. Причём они все уже устали, а я на адреналине — мне хоть бы что.

А после одного из допросов, знаете, опер сказал, что у него прямо на душе скребёт — говорит: «Думал, националиста, украинца взяли, а вы священник». И в СК моё дело отдали только что перешедшему в их район сотруднику. Как будто не хотели они моим делом заниматься — может, это мистический страх у них из-за того, что преследуют священника.

— На судах вы просили, чтобы вам вернули изъятые при обыске вещи. Их же так и не вернули?

— Не вернули, причём даже то, что суд постановил вернуть. Я надеялся, что получу обратно хотя бы подрясник, наперсный крест, иконы. То, что сдал в СИЗО тоже пропало — крест наградной, цепочка серебряная с крестиком. 200 долларов исчезли после обыска. Изъятые рубли мне зачислили на счёт в СИЗО, а доллары пропали. Ноутбук, жёсткие диски тоже не вернули, а там была моя библиотека, мои статьи, книги, семейные фотографии, мои музыкальные проекты. Восстановить — найти в почтах, ещё где-то смог примерно половину.

Иоанн Курмояров, конвоирование на суд. Фото: Олег Золото / MR7

— Долгое время вы были единственным фигурантом дела по статье «фейки об армии» в Петербурге, кто признал вину. Почему вы это сделали?

— Это чисто технический ход был. Моей задачей было как можно скорее выйти на свободу. Я быстро понял, как устроена система: по Солженицыну — «органы не могут ошибаться». Я понимал, что оправдательного приговора не будет, будет срок. Сидеть лет семь я не видел смысла.

А если признать вину, есть шанс получить ниже низшего. В показаниях я всегда говорил, что я пацифист.

Мне ещё адвокаты говорили: «Так нельзя, ты либо признаёшь, либо не признаёшь». Я отвечал: «Нет, подождите, я знаю, что я делаю». Решил рискнуть. Было устное заявление, что (дословно) «я раскаиваюсь в том, что, не являясь экспертом в политических и военных вопросах, позволил себе высказывания касающиеся этих сфер». Причём в материалах дела этого моего заявления нет. Но сработало: я получил три года. 10 месяцев я провёл в СИЗО. А там день за полтора в колонии. И это я тоже учитывал, процесс не торопил. А когда судья сменилась — мне это тоже на руку было. Хотя мне кажется, первая — Юлия Ольшевская — вообще могла бы дать мне условный срок, вторая — Екатерина Тямина была жёстче.

— Как прошло время за решёткой?

— Да ничего страшного вообще. Тюрьма — это тоже опыт, непростой, но благодатный. Я как священник вообще времени не терял. Где как ни в таких местах ещё воцерковлять людей, да приводить их к Богу.

Конечно, были и сложные моменты. Тяжело сидеть, не понимая, с кем ты сидишь, избегать в разговорах тем политики, чтобы не получить ещё одно уголовное дело. А ведь там все смотрят телевизор, Кисилёва, Соловьёва, потом начинаются разговоры: «А, там такие-сякие хохлы, так им и надо». Тяжело удержаться и промолчать.

Постоянно в замкнутом пространстве, отвлекался на шашки, шахматы, много читал, естественно старался больше молиться. В больницу можно съездить. На суды. Но для меня поездки на суд были самым сложным, как и для многих других в Петербурге. «Кресты» далеко от центра. Поездка в суд занимает весь день — в шесть утра выводят из камеры, к полуночи только возвращаешься. В других городах, где СИЗО поближе к судам — люди уже к полудню «в хате». А сама дорога? Два часа туда, два обратно, один раз 3,5 часа ехали. В автозаке жутко укачивает. 20 человек в нём на деревянных лавках, душно, трясёт, смотришь в стену. При мне не раз людей тошнило. Эти поездки — прямо испытание. После них ещё сутки лежишь, приходишь в себя.

Мне ещё повезло — у меня была группа поддержки, мне часто приходили письма. Люди подписали меня на газеты, журналы — я их и другим раздавал, это очень востребовано, на вес золота. В общем, в основном я молился, читал. Конечно сложность пребывания в СИЗО заключается в том, что почти весь день, кроме времени прогулки, нечего делать. Нет интернета, гаджетов, нужных книг, в лучшем случае зомбо-ящик. От этого у многих в таких местах крышу рвёт, особенно у молодых.

Но знаете, несмотря на то, что с воли тюрьма воспринимается как что-то негативное, там и позитива тоже много.

Взять хотя бы культуру межкамерного общения (как между камер сообщения передают), — первым делом всегда спросят: «Вася, брат, как дела? Как здоровье? Как сам? Есть в чём нужда?» Это обязательно. В ответ: «Спасибо, слава Богу, всё нормально. Ты сам как? Тебе может нужда какая-то?» А уже после начинается беседа.

Питерские «Кресты», относительно тюрьмы, — место более-менее нормальное.

— Вы же первый раз в заключении были?

— Да, первый. На Украине было дело, но там административка. Дутая совершенно. Я же проповедовал, что национализм не является христианским мировоззрением. А потом в 2018-м на меня составили протокол за открытку, которую я 9 мая опубликовал — там был кусочек Георгиевской ленточки, запрещённой на Украине. А больше и придраться ни к чему не могли. Но шуму было, по телевидению рассказывали про монаха-провокатора. Дошло до того, что писали, будто меня специально в 2014-м забросили в Украину с России. А у меня паспорт украинский получен в 1997-м и прописка с 2006 года.

Иоанн Курмояров на приговоре. Фото: Михаил Шахов / MR7

— А вы в СИЗО пересекались с другими фигурантами дел по статье 207.3?

— Только с Евгением Бестужевым (политолог, был задержан осенью 2022-го, спустя два года осуждён на пять лет и три месяца условно — ред.). Первый раз в суде с ним виделись (в конвойной камере — ред.), он был очень возбуждён, всё время твердил, что нельзя человека сажать за критику власти и вообще за высказанное публично личное мнение. Конечно в этом я с ним полностью согласен. А потом ещё в «Крестах» разок мы с ним пересеклись: меня выселяли из камеры, его заселяли. Но он тоже в Европе уже.

— Вы обмолвились, что у вас была группа поддержки, письма приходили. Это важно в заключении?

— Очень! Люди открыточки присылают — думают, наверное, ерунда какая-то, но на самом деле это очень важно, очень сильно. Это прямо даёт силу. Мне многие завидовали. А ещё говорили, что статья «не стыдная». Я наверное, там больше страдал физически, чем морально. А большинство людей страдает от того, что их все бросили. Человек начинает сам себя изнутри съедать, а это нельзя в тюрьме вообще делать. Я такое старался пресекать. Нельзя ныть, нельзя страдать. Надо всё на юморе, книжки читать, молиться, на разные темы разговаривать, в нарды — шахматы играть и тому подобное. Как в тюрьме все всегда говорят: «Никто не обещал, что будет легко». Поэтому я сторонник того, чтобы уходить оттуда поскорее, нечего там сидеть, портить здоровье, жизнь.

— Чем планируете заниматься во Франции? Вернётесь к служению?

— Пока нужно легализоваться. Решить вопрос с жильём. Мне Европейский суд по правам человек уже присудил девять тысяч евро компенсации за дело в России, может быть, их как-то можно получить. В общем нужно, чтобы жизнь более-менее стабилизировалась, а потом можно подумать и о служении. У РПЦЗ есть приход в Лионе, может быть, туда попаду, или в какое-то другое место. Но особых проблем я не вижу. Я монах, потребности у меня минимальные. Я даже думал, что если не найду, где жить, то куплю палатку, велосипед и поселюсь на берегу моря на Франции. Могу работать садовником. Но это худший вариант, а что-то лучшее я с Божьей помощью найду.

Полная информация о деле Иоанна Курмояров и других петербуржцев, которых обвиняют в распространении «фейков об армии», —  в спецпроекте MR7 . Мы также сделали  бот в Telegram , где даём оперативные данные о судах по ст. 207.3 УК РФ.